Выступление Леонида Донатовича Симоновича-Никшича на вечере Союза Православных Хоругвеносцев 9 июля 2004 года в Православном кафе «Ямское поле».

В современном Православном Движении, в современном Монархическом Движении, что часто совсем не одно и то же, в современном Патриотическом Движении, в современном Национальном Движении существует очень много разных направлений, градаций и часто, если посмотреть изнутри на наше Движение, то мы увидим иногда очень сложную картину. Даже крайне сложную картину.
Современное наше общество Православное, оно намного сложнее, чем общество мирское, светское. На первый взгляд кажется, что существует единая Русская Православная Церковь, которая входит, в свою очередь, во Вселенскую Православную Церковь, - Единую Святую Соборную и Апостольскую. Но на самом деле, если внимательно посмотреть, - так сказать, отстраниться на какой то момент, и посмотреть как бы со стороны, правда, прежде этого надо быть внутри, что бы понять, - мы увидим совершенно удивительную картину.
Есть более умеренные течения. Течения, которые декларируют в первую очередь «личное спасение». Они считают, - их основной догмат заключается в том, что смысл человеческой жизни заключается в «личном» спасении. И они ставят это «личное спасение» на первый план. Если вы спросите современных очень уважаемых священников-богословов, – за ними уже как то закрепилось такое звание, или они сами таковыми считают (хотя это очень чревато, конечно, считать себя богословом), - то вы узнаете, что это самое главное. Только «личное спасение». Всё остальное на втором плане. Или же вообще ни на каком плане. И когда вы услышите, вот что: «что вы думаете о внешнем мире?» - «Важно думать только о том, что происходит в ограде храма, то, что совершается в храме, внутри, в его ограде. Всё, что за оградой храма или монастыря – это мир, это мирское, это не важно, это не играет особо никакой роли, на это не надо обращать никакого внимания». Это одна точка зрения. Вторая точка зрения говорит о том, что Церковь и Народ едины и неразделимы. Что Церковь это, не смотря на то, что она Единая, Святая, Соборная и Апостольская, она всё-таки является частью Русского Народа. То есть, люди которые в ней служат, или приходят – прихожане, - или община, - это не просто какие-то отдельные люди, некий такой «особый остаток Израиля», который только и спасётся. Нет. Это часть Русского Народа, и если она отделяет себя от остального народа, то она просто впадает в величайший грех. Грех гордыни. То есть, вот «мы священстсво», или «мы священство и царство», допустим, - а «они там» чернь, как однажды нам пришлось услышать на одном собрании.
Наша точка зрения, - Союза Православных Хоругвеносцев, - она ближе, - тяготеет, - ко второй. Что без своего народа спастись не возможно. И что спасение возможно только вместе со всеми. Что Народ – это некое мистическое целое, которое невозможно разорвать и разбить на части.
Не смотря на нашу с Вами общую греховность, - то есть каждый из нас с Вами, конечно грешен, и очень грешен, и даже крайне грешен, - но не смотря на это мы всё-таки стремимся грехи свои как то искупать, - теми или иными поступками, жертвами, которые мы приносим, - даже, вот свечу в храме поставили – это уже попытка искупления, - мы считаем, что такое искупление происходит Крестными Ходами. Мы вообще считаем, что современная Россия должна подняться, - как ещё давно один поэт написал: «время, Матушка, встать с колен», - именно через такие сакральные действия, священнодействия. Священнодействия. Такие, как Крестные ходы, молитвы, соборные совместные молитвы, которые совершаются не только в храмах, а именно на огромных открытых пространствах Святой Руси.
У нас, где-то около 100 хоругвей, знамен, иконы, икона Царственных мучеников , которая обильно мироточила два года, - потоками иногда миро стекало. А потом всё это миро застыло на ней и она до сих пор очень сильно благоухает, если открыть киот. Также икона Царя-мученика и много других. Икон много. Сербских икон много. Саввы Сербского, - очень сильная. И другие. Кресты впереди. Голгофа - большая, резная, такая старинная, очень хорошо сделанная нашими братьями хоругвеносцами. И всё вот это идёт, где-то, примерно 100 человек. Все в формах одеты. В чёрных формах…
Нас часто спрашивают: «Почему вы в черных формах ходите? – Вы напоминаете нам…» - ассоциации своеобразные…
Мы говорим, что всё очень просто: во-первых, на Руси были черносотенцы, Черносотенные Движения. Это Движения простого народа. Черная сотня – она, как таковая, не какой-то орден мистический, как некоторые думают, - а это самый, что ни на есть простой народ Русский. Черносошники – люди, которые пахали. Пахари, по сути. Вот, что такое черная сотня. И сотниками они стали, - сотней, - просто. Это, как бы, слово «соха», «сошники», изменилось в «сотники». Просто. Это лингвистические законы произношения. По этой причине у нас форма такая.
А во вторых, мы считаем, что есть два начала самых главных. Это воинское начало и монашеское начало. Ну, если хотите, можно наоборот: монашеское начало и воинское начало. Вот эти два начала, особенно сегодня, в России, - самые главные. И третье начало – это народное начало. Даже можно сказать просто - Народное начало. Вот эти три начала – они сейчас самое главное. Это и есть – Православие, Самодержавие и Народность. В том виде, в каком они существуют сегодня. Монашество молится за нас. Монашество спасает Россию, молитвами, вымаливает её постоянно. Об этом не все знают, но это именно так. Если бы не было монашества, то, может быть, не было бы и России. Не «может быть», а её не было бы. - Старцы, конечно же, разумеется.
Они все ходят в черных облачениях. Постоянно ходят в чёрных облачениях. Почему? – спрашивается. А потому, что это цвет аскезы. Аскетизма. То есть человек, как бы отрекся от мира, от всего ушёл и он принял определённую аскезу, и спасается таким образом. И это мы берём как некий такой идеал формы. Даже, достаточно посмотреть на облачения наших монахов, что бы понять насколько это прекрасно. Даже, вот, если приехать в Грецию, или в Сербию, - там тоже хорошие облачения, но у нас намного сильнее облачения. Почему это произошло, я думаю, просто потому, что в России очень сильно развито чувство прекрасного. Больше, может, нигде так не развито. Это монахи.
Ну, и воинские подразделения. Когда Вы видите какие-то особые, как сейчас говорят, элитные, подразделения, то Вы видите, что постепенно градация переходит. Самое строгое, самое профессиональное, самое сильное подразделение, - оно в самый парадный момент, - взять хотя бы морскую пехоту – там тоже это видно, - этот же примерно дух. Причём, не у современной, а всегда у морской пехоты было так, и вообще у моряков. Тоже парадный этот стиль. Красивый. Такой - черный с золотом. Он наиболее торжественный, разумеется, наиболее строгий. И вот эта строгость нам очень близка.
Мы специально изучаем древни стяги и делаем такие же. Мы ориентируемся на то время. На время ещё до-Царское. Доцарское. По той причине, что Россия - Русь – создавалась тогда. Именно Александр Невский и Дмитрий Донской, - эти главные, конечно, князья, не считая Владимира Крестителя, - они создали Россию. И она таковой и пребывает. Это дух святого благоверного князя Александра Невского, святого благоверного князя Дмитрия Донского, - они пребывают с нами постоянно. И мы когда идем, мы всегда им молимся.
Никто к нам так хорошо не относится в мире, как к нам относятся Сербы. Это, опять же мистическая связь между Русскими и Сербами. Почему она происходит – даже трудно понять. Славян много, и славяне разные. Но такое близкое чувство друг к другу, пожалуй, только у Русских и Сербов – настолько близкое. Ну и черногорцы, - это одно и то же. Черногорцы – это просто часть Сербов. Черногория – это не народ, это просто местность так называется.
Мы там уже прошли тоже очень большим Крестным Ходом, были во всех монастырях, шли с мироточивой иконой святых Царственных Мучеников.
Прежде всего, мы приехали в монастырь Архангела Михаила, - там архиепископ Порфирий, который окормляет все воинские подразделения в Сербии и вообще занимается Сербской Армией. Человек очень хороший, серьёзный, умный, и когда мы вошли в монастырь, - аскеза чувствуется. Очень сильный аскетический дух в монастыре. Монахи все прекрасно поют – удивительно сильно поют, - у них немного такая - афонская манера пения, но она, конечно, уже с сильным сербским акцентом.
И мы там тоже молились все, исповедовались, причащались. Они нас приняли как братьев, было замечательно. Во все монастыри мы вносили нашу икону святых Царственных Мучеников, которая, как я уже говорил, обильно мироточила, а сейчас благоухает. Потом к этой иконе, в Цетинье, прикладывался митрополит Черногорский и Приморский Амфилохий – большой друг России, - очень серьёзный и умный человек, второй человек в Сербской Церкви, учёный, - с одной стороны, - серьёзный, а с другой стороны, - стратег настоящий. Стратегический ум у человека. Он – политик. Хотя он этого не афиширует никогда, что он политик. А, кроме того, что он политик, ещё поражает в этом человеке то, что он… - Там людей убивают постоянно, причём, смерть носит такую форму жуткую, - как Жене Родионову голову отпилили за то, что Крест не снял, - то же самое и там происходит постоянно, то есть вот такая резня идёт настоящая, по другому это называется ритуальные убийства, - то есть религиозные убийства, - и он ездит везде, находит места, где люди лежат прямо на земле, никто их естественно не зохоранивает, – бросают, истязают и бросают, и вот они, он сам, - я фильм видел, - такой длинный хороший фильм, - собирает, - он ходит, - мощи, - то есть останки людей. Вот – голову несёт в руках. Митрополит! Второй человек в Сербской Церкви. Сам всё делает, сам всё несёт. На простой какой-то машинке – приехали. Вот. То же самое, такой же точно человек Патриарх Павел. Это совсем святой человек. Совсем святой, - он постоянно ездит в Косово, где постоянно людей убивают, а иногда даже с водителем, иногда даже без водителя. На стареньком Опеле полуразвалившимся. Никого не боится. Никакой охраны вообще в помине нету даже. И это вообще – это самая настоящая святость. Сам убирает, - не только патриархию, - с метлой выходит, убирает двор. Святейший Патриарх Павел. А приезжает в храм, например, - в Косово, - поруганный храм, весь облитый нефтью, грязью, монастырь какой-нибудь, - приезжает. Мусульмане, албанцы кощунственно пытались там сжечь монастырь, - совсем они его не сожгли, но они его конечно страшно испоганили. Приезжает, начинает сам, - Патриарх, - никому ничего не говоря, начинает сам, один, - один! - представляете? – Патриарх! – убирать внутри этого храма. Во дворе. Ходить. Ну, то есть – это совершенно человек какой-то уже даже не понятный, - ну, святой человек, другими словами. Мы в этот раз когда приехали, было освящение храма – самого великого храма в Сербии, самого большого храма в Европе православного сейчас. Это Храм Святого Саввы. Он такого размера, как, примерно, Храм Христа Спасителя. Даже, при взгляде больше кажется. Храм очень сильный. Внутри ещё бетон один – ни фресок, ничего, - а внешне он уже сделан хорошо. И мы приехали туда, там было освящение, тоже был большой Крестный Ход по всему Белграду. Мы шли с Игорь Игоревичем, – Хоругвеносцем Игорь Игоревичем Мирошниченко, – по всему Белграду и несли Сербское монархическое знамя, на котором записано «За Кральа и Отачбину!». Это означает «За Веру, Царя и Отечество!». На всех это произвело колоссальное совершенно впечатление. На Сербов. Потому, что, понимаете, - когда приезжают Русские и несут их главный символ, и причём символ, - они тоже понимают градацию, - символ монархический, то есть символ настоящей Сербии, - Сербии сакральной, - Сербии династии Неманичей и династии Карагеоргиевичей, - это производит очень большое впечатление на людей.
Потом было освящение храма, на другой день, - Литургия и освящение храма. А потом был приём, большой приём в Центре «Славия», - такая, прекрасная гостиница, - там было где-то около 1000 человек. Был Патриарх Варфоломей, - вселенский, - которого пригласили из дипломатических соображений, - что бы перестали уничтожать монастыри в Косово, чтобы он как-то повлиял на это через свои всякие демократические связи. Ещё там ряд был священнослужителей из разных церквей, был Кштуница, были все высокопоставленные лица правительства, представители армии, и все причащались, все исповедовались сначала, а потом все пошли в этот Центр и там дарили Патриарху подарки, - Павлу. И мы от имени Союза Православных Хоругвеносцев и Союза Православных Братств подарили святейшему Патриарху Павлу альбом фотографий, - большой такой альбом, - фотографии Дивеевского Крестного Хода и дивеевских всех событий на 100-летие прославления преподобного Серафима Саровского, и испросили у него прямо там благословение на Крестный Ход по Сербии, о котором я говорил. И святейший Патриарх благословил нас при всех. Это очень важно. Причём, там произошёл один очень интересный момент. В этот момент были в составе более широкой делегации – это делегация была Международного Фонда Славянской Письменности и Культуры, который возглавляет Вячеслав Михайлович Клыков – известный скульптор и общественный деятель, тоже монархист. Он подарил Сербии два своих памятника, в последнее время (вообще их там три памятника его), - Святой Савва перед собором, а в городе Никшиче, где родина моих предков – там изваяние Пресвятой Богородицы с Богомладенцем Христом на руках. Очень хорошо сделанная, хотя для православной традиции скульптура Богородицы – это несколько необычно, и тем не менее приняли её, и в общем, там такое место хорошее, красивое. Стоит хорошо - перед собором, построенным Царём Николаем Вторым Александровичем. Вот, и мы ездили в составе этой делегации, - уже туда. Перед этим Вячеслав Михайлович Клыков подарил Патриарху гравюру с изображением Царства – символическим, - хорошо очень сделанную и говорил на русском языке. Всех переводили. Всех переводили, - кто бы на каком языке не говорил. Переводили на английский, потому, что много очень было иностранцев, - из разных стран, - переводили на английский. Вдруг, я слышу, - Вячеслав Михалыча Клыкова не переводят. А не переводят, потому, что там очень много было людей именно такого – демократического плана, - либерально-демократического, которые боялись и пригласили Варфоломея, который – экуменист, несомненно. И все кто с ним, – его окружение экуменистическое, - и сами сербы, - были священники многие так называемые – грекофилы, то есть это примерно то же самое, что экуменизм, в какой-то степени. То есть такое либеральное направление, а не фундаментальное. Не консервативное. И они боялись, что Клыков, - зная его патриотизм большой, - что он чего-нибудь скажет такое, что будет, может, не очень приятно, допустим, «для ушей» патриарха Варфоломея, - вселенского. Не стали переводить! Хотя он говорил очень хорошие и правильные вещи умные, и ничего такого не сказал ужасного, «для любых ушей». И когда я это увидел, - что они не переводят его, - после него, мне – дарить подарок и говорить, - я взял микрофон и стал по-сербски говорить. Они - там все ахнули! Потому, что - это нарушение любого протокола, - каждый должен говорить на своём языке. То есть – на языке той страны, из которой он приехал. Но, если нарушает протокол принимающая сторона, - не переводит, - то дальше можно и не церемониться. Я стал говорить по-сербски и сказал, что, - опять, как в Дивеево, как сербские знамена шли впереди, - и было видно, что всем это очень нравится, - в общем, люди, - Сербы, - патриоты все, - сербские. Даже демократы у них патриоты. Ну, дальше я уже говорил: подарил Патриарху подарок, испросил благословения у него. Он нас благословил. Теперь наша задача – совершить этот больной Крестный Ход по Сербии и Черногории. И не только…
Но самое главное, братья и сестры, - самое главное происходит здесь. В России. Здесь решаются сегодня все судьбы всего мира. Ни в Греции, разумеется, ни даже на Афоне. Не в Сербии, не в Черногории. И вообще – нигде. А именно здесь. Потому, что только здесь народ верит так сильно, как верят Русские люди. Вот, говорят иногда, что, - допустим, некоторые ездят в Грецию, или на Афон приезжают, и говорят, - вот, там вот, такая совершенно уже вера – небесная вера. Афон - республика, - такая уже, - монашеская – одни монахи, - все молятся. И в Греции тоже очень верующие все люди, - там традиция колоссальная, она не прерывалась никогда. И в Сербии тоже. В Сербии есть интересные моменты с точки зрения даже Богослужения. Например, когда приходишь в Церковь, приезжает Патриарх и приезжает священноначалие, то люди, которые приходят в Церковь, они поют все вместе Литургию, - всю Литургию поёт весь народ. Это что-то удивительное было для нас. Я когда это первый раз услышал и увидел, я подумал: вот это вот, действительно Церковь. То есть – это вот! - все вместе, Собор настоящий. «Единым духом, едины усты», - происходит. У нас же в России, - особенно это чувствуется в Лавре, - в Троице-Сергиевой Лавре, на торжественном Богослужении, когда там – священники, там – хор колоссальный, уникальный совершенно хор, - и они так поют, что иногда ты думаешь, что ты находишься в какой-то самой лучшей опере мира, какой только возможно, - Небесной опере., - то есть, какие-то сложные у них построения у них бывают, но, - ты то стоишь здесь, а они то стоят там. Ты стоишь и слушаешь и ловишь себя на мысли, что ты не Богослужение слушаешь, а пение слушаешь. Это очень серьёзная вещь. Слушаешь пение. А тут – все стоят вместе и все, оказывается, знают Богослужение. Простой народ, простые люди. Что интересно: у нас, чем тут потрясает всех, кто приезжает в Россию, - все в платочках, - женщины, - обязательно, все строго одеты, все вовремя вланяяются, вовремя крестятся, - люди это знают, конечно, службу, - это несомненно. Особенно, кто постоянно в монастырях, - приезжаешь – да, - это так. Ещё поражает в России, - все прикладываются к иконам обязательно, чувствуется колоссальный молитвенный настрой. Ну, и уж, если приезжаешь в такие монастыри, как Псково-Печерский, или в Киевскую Лавру, - в подземные храмы, - то там можно увидеть такие картины, которые вообще нигде никогда в жизни наверное уже не увидишь нигде. Люди ползут , - прикладываться, - юродивые какие-то совершенно невероятные, блаженные, - этого, конечно, не увидишь нигде больше. Не увидишь, наверное, и в Греции. Но там другое. Там все одеты просто, более того, что поразительно, и для нас, конечно, тяжеловато даже воспринимается, - женщины без платков, приходят все в том виде, в каком они обычно ходят в жизни, - ничего особого не одевают, ведут себя в церкви более свободно, чем у нас ведут, - не то, что там бегают все по церкви и разговаривают, - но нет такого точного знания, где надо встать, куда идти, в какой момент кланяться, в какой момент креститься. Но зато, хоть этого и нету, а есть зато другое: все вместе поют Литургию. Как это возможно, я даже сначала не мог понять, долгое время. Вот. Традиция такая оказывается. И ещё один момент, который отличает их Богослужение от нашего. Колоссальный момент. Это ектинья. На патриаршем богослужении начинается ектинья: «помолимся о христолюбивом и многострадальном Роде Сербском». Вот с чего начинается большая ектинья. У нас начинается: «помолимся о святейшем Патриархе», других святейших патриархах и так далее, - то есть сначала перечисляется вся иерархия. Высшая. Перечисляется всё священноначалие. Может, это хорошо. Потому, что Церковь – это иерархия. Но когда ты слышишь вдруг в многострадальной Сербии молитву о Сербском Роде, - причём, что интересно, - они не «народе» говорят, хотя, слово «народ» присутствует, - они говорят - «Роде». То есть прямо совсем уже – о братьях и сёстрах. Это производит настолько колоссальное впечатление, что вдруг начинаешь себе представлять, что подобная же молитва возглашается о Роде Русском! Это представить себе невозможно! Не возможно. И это наша беда. Это наша колоссальная беда, - что у нас считается, что Церковь – это одно, а народ – это другое. Что Церковь – это остаток некий, - «Израиль», который спасётся, - да и то не все, - а народ – это некая масса, которая не хочет каяться, не хочет идти в Церковь, не хочет спасаться. Это ужасная точка зрения, - с точки зрения хоругвеносцев. Это примерно то же самое, что, если бы, - допустим, - Моисей Пророк – взял бы – бросил свой народ, и сказал: «Вот, Аарон, и все левиты, – вот это - спасутся. А вот эти – все остальные, - они находятся там где-то – за оградой». Не возможно себе представить. Никаким образом. То же самое в Сербии. То же самое, кстати, в Греции, насколько мне рассказывали, - сейчас, кто ездил. Церковь и народ – это единый организм: Церковь-Народ. Древний Израиль именно этим и был – Церковью-Народом. Народом-Церковью, даже. Именно поэтому он был Богоизбранным Народом. Именно поэтому. Как Народ он был, а не как «единый иудей» какой-то, который решил «спастись». И именно как народ он потерял Богоизбранность, а не как, опять, отдельные люди, которые перестали верить в Бога и кричали: «Распни Его, - распни!». Весь народ кричал: «Распни Его, - распни!», - черным по белому это написано в Евангелии. «И весь народ кричал» - прямо вот эти слова написаны. Вот. Только так можно воспринимать настоящую веру и настоящую Церковь. Церковь, Народ – это одно и тоже. И в Церкви бывают нестроения. И в Церкви бывают отпавшие. И в Церкви бывают ереси, - появляются неожиданно, - постоянно появляются. В Церкви появляются расколы, - не у народа какого-то сумасшедшего, а в Церкви всё это появляется. И Церковь именно тем и сильна, что она всё это может уврачевать, всё это она может как-то отсечь, - уже совсем больные члены, - и таким образом сохраняя своё здравие церковное. Но ни в коем случае нельзя вставать на точку зрения, что надо отбросить вот этих вот – которые за оградой, - и они не спасутся, потому, что они не хотят идти в храм, не хотят каяться. А как же, - Спаситель пришел именно к страждущим, к больным и ко всяким людям, которые не понимали, они не знали Бога, - чтобы привести и их. И Пророки – то же самое, - так же все, - и Иоанн Предтеча к таким же приходил. А к этим, - которые были книжники и фарисеи, - и Спаситель им говорил, что - «вы – дети Диавола», - и Иоанн Предтеча, и все остальные Пророки.
И по этому мы сейчас хотим поднять большое, - такое, - Движение в России, - в России, - чтоб поднимался и шёл на Крестные Ходы, и шёл с нами, и становился на Соборную всеобщую молитву, - именно простой Русский народ. Самый, что ни на есть, - простой. Невоцерковлённый. В этом и есть миссия. Это и есть миссионерство. Современное миссионерство именно такое. Таковое. Да, народ расцерковлён, и страшно расцерковлён. Да, он полностью обуморен, как говорят в Церкви, - зачарован вот этим жутким телевиденьем, жуткой прессой, жуткими рекламами, и вообще, жуткой магией, которую он не видит, разумеется, но, которая в воздухе везде чувствуется, - сатанинской, - это всё так. Это именно так. Но! Надо именно за этот народ нам бороться, потому, что если не будет этого народа… Даже – вот так парадоксально поставить вопрос: зачем нужно спасение, если не спасутся наши братья? Зачем оно нужно тогда – спасение, - это, я повторяю, парадоксальная постановка вопроса, - спасение конечно нужно, разумеется, - потому, что только с братьями и сестрами вместе, только в соборности есть смысл вообще любого церковного делания. Церковь так и называется: «Церковь» - то есть, некий круг, замкнутый, в который все эти люди входят вместе. Именно вместе. А не как мы – по отдельности, - каждый приходит в приход, ставит свечу, потом приходит домой, начинает жить своей личной, обыденной жизнью, и думает, - и ему навязывают почему-то мнение, - что, - вот, «ты исповедовался в своих грехах, - вот молодец, - теперь вот, давай спасайся. А как остальные – это уже их дело и это не важно». Нет, - важно! Только так нужно. Надо возродить Русское национальное церковное самосознание. Русский – это Православный, - совершенно верно это Достоевский сказал. Православный. В нём это надо просто снова разбудить. Потому, что каждый Русский – это Православный человек, даже тот, который сейчас не верит и не понимает вообще, что это такое, и ругается на Церковь, - он в душе всё равно Православный, потому, что если бы он не был Православным, он бы не ругался на Церковь, а он бы был абсолютно равнодушен. Вот это – уже да, - это уже серьёзно. Он бы был равнодушен, и он бы только исключительно думал о «благе мира сего». Как и живет Запад, - ну, не весь, конечно, - но смысл жизни, бытия, современной Америки и Европы, и вообще, не только, даже, - сейчас весь мир это захватывает, - вот это материальное накопительство. То есть – служение мамоне. В итоге – служение антихристу.
Потом, ещё один момент, на котором хотелось бы закончить. Вот такие люди, как митрополит Иоанн, отец Николай Гурьянов, отец Иероним, которые уходят один за другим, - всё меньше остается таких вот старцев – наших наставников, - всё меньше. В то же время приходят другие люди. И их убивают. Талькова убили. Жене Родионову голову отпилили. И другие такие же есть. Но почему-то часто в нашей православной среде вдруг раздаются голоса с каким-то протестом против того, чтобы о них много говорили, - об этих людях, - что бы брали с них пример постоянно. Всем нужно какое-то вот такое Православие, которое, вот, - раз, - закрылся подушкой, - и как будто нет этой ужасной окружающей реальности. А она есть. Она никуда не делась и не денется. И сейчас она точно такая же, как в момент гибели Талькова, - точно такая же. И те же самые силы – они ещё сильнее сейчас. Намного сильнее, - уверяю Вас. И не только в России, - они сейчас во всём мире намного сильнее. В той же Америке, - везде. И поэтому мы должны нести вот это знамя – таких людей. Фомин Сергей, который действительно богослов, - интереснейший автор, - один из самых сильных современных авторов, который написал «Россия перед вторым пришествием», - она постоянно выходит, - переиздания, - и другие работы, - в «Русском вестнике» у него интереснейшие работы, - когда он как историк работает, как учёный, - но как только он начинает сам писать, - обычно в конце статьи, - он перестаёт быть учёным, и становится таким – ярым проповедником. Это удивительно совершенно, когда в одном человеке сочетаются такие качества – объективное исследование реальности, истории, и, такое – ярое отношение, - когда он стоит твердо на принципах, и умеет очень ярко, надо сказать. Так вот, он сказал однажды, - однажды сказал очень интересную вещь, - что, - вот, все говорят: «- А что Тальков?»… «- А что Тальков? – ну, подумаешь, спел, там, две песни какие-то, а до этого он был совсем обыкновенный, - как и все другие эстрадные исполнители». А потом он пишет, - он так даже говорит: если б мы с Вами сделали хоть что-то подобное вот этим двум песням, то пулю в голову пустили бы нам, а не ему. – Видите, как человек чётко уловил, что такое настоящая деятельность, и чем она отличается от нашей обычной деятельности? Тогда вот этот вот взрыв произошёл. Самый настоящий. Человек, - это, как бы он вдруг – взорвал всю действительность, - Тальков. И где?! - Да! – В самом центре их жизни! Да это, - понимаете, - это не то, что герой, - это какой-то совершенно невероятный человек! Откуда сила такая взялась? В чём только его не обвиняли, - в чём только не обвиняли! – и Джуна, там, его подруга была, и прочие. Да какая разница! Там не только, - Джуна – это ерунда по сравнению с тем, что творится в их мире, где он жил! Однако он нашёл где-то силы, значит, - Богъ дал силы! Только Богъ может дать такие силы. Такой же митрополит Иоанн. Такие все эти люди.
Ну вот. И мы должны с Вами выполнять, - продолжать, точнее, - их дело. По мере сил. Кто как может.
Спаси, Господи.